Идея жениться была выверенной и тщательно продуманной, как большинство тех идей, которые Лестрейндж воплощал в жизнь. Она появилась не спонтанно, и в ней не было ни романтики, ни намёка на чувства, отличные от расчёта и поисков выгоды, как не было их практически ни в одном чистокровном браке тех, кто мог с достоинством и честью нести бремя отпрысков священных двадцати восьми. Любые исключения лишь подтверждали правило: в их мире брак – это не о любви. О крови, о деньгах, о долгах, о мести, о чём угодно, но только не о бреднях маленьких девочек, считающих, что будущий муж обязан любить их жарче и искреннее, чем иной отец. Впрочем, даже о такой любви Реджинальд знал слишком мало, чтобы браться судить без откровенного высмеивания. По его мнению высшим доказательством душевной привязанности здравомыслящего человека в вопросе выдачи замуж дочерей будет убеждённость, что они не будут ни в чём нуждаться и не опозорят семью, их породившую. Преимущество же окажется у того претендента, который способен принести большую выгоду отцу невесты, а отнюдь не исписанные стихотворными строчками листы пергамента, не стоящие ни сикля.

Размышляя о втором браке и о возможных кандидатках на роль жены, Лестрейндж анализировал уже имеющийся в этом вопросе опыт. Его первый брак успешно закрыл потребности, для которых и был заключен – двое сыновей и солидное приданое, за счёт которого Реджинальд успешно вел дела, не ограничиваясь ставкой в министерстве. На большее Розамунд оказалась не способна, да и он большего никогда не требовал, с самого начала не пожелав беречь её. Первая жена так и осталась для Реджинальда чужим выбором и досадной помехой, какой она вошла в его жизнь. Неумная, некрасивая и недостаточно талантливая, чтобы он захотел обратить на неё больше внимания. Чтобы он по-настоящему захотел её. Никогда не пытавшаяся протестовать, сохраняющая молчание, как бы Реджинальд ни пытался надавить, она была удобным пустым местом до тех пор, пока однажды у неё не прорезался голос. Тонкий и настойчивый он звучал достаточно тревожно, чтобы почти сразу же утонуть в бурных серых волнах холодного океана. С тех пор Реджинальд почти никогда о ней не вспоминал.

Вторая жена должна была стать его прихотью. Женщиной, которую он выберет сам, обладающей не только достойным происхождением, но и хоть какими-то талантами, кроме приемлемой внешности. Делайла Паркинсон практически сразу возглавила список кандидаток, в первую очередь потому, что эту, умеющую держать себя, девицу Лестрейндж неоднократно встречал в коридорах министерства, наблюдая за её поведением. Достаточно молодая, чтобы не задумываться о состоянии её тела без одежды, и достаточно взрослая, чтобы в скором времени оказаться старой девой. Почти загнувшаяся ветвь семейства, до которой нет дела тем, кто с достоинством носит фамилию Паркинсон. Три дочери сквиба у отца, мягко говоря, не способного предложить своим отпрыскам никакого достойного будущего. Конечным пунктом именно за этот выбор стали сведения о шатком и довольно бедственном материальном положении семейства, который, очевидно, и явился причиной, толкнувшей Делайлу занять должность, совершенно не подходившую ей по статусу. И от этого бремени в том числе Реджинальд готов был её избавить. Отлично понимая, что у девицы не было никакого иного шанса выйти замуж, не уронив достоинства и не опозорив свои корни. Их брак поставил бы мисс Паркинсон именно в то положение, в котором Лестрейндж и хотел бы видеть свою жену, в положение человека зависимого.

Совсем скоро ему исполнится тридцать восемь. Сыновья уже достаточно взрослые, чтобы и вовсе не пересекаться с мачехой, а дочь достаточно мала, чтобы воспринять появившуюся в её жизни женщину как мать. Пусть ей и навсегда отведена роль лишь дальней родственницы, не совсем чистокровной, но это не значило, что девочка была неспособна принести выгоду. Ещё детей Реджинальд не хотел, даже несмотря на неудовлетворённость способностями уже имеющихся, а возможно, именно поэтому. Но вполне был готов удовлетворить такое желание, если оно возникнет у новоявленной миссис. На отсутствие сексуальной активности он не жаловался никогда, порой содержа нескольких любовниц параллельно, и уж в этом вопросе никаких проблем возникнуть было не должно.
Помимо всего прочего у семейства Паркинсон имелся бизнес, к которому Лестрейндж был не прочь прикоснуться. Теплицы, уже имеющие достойную репутацию среди покупателей, в которых вполне возможно было выращивать не только лечебные травы, но и кое-что более опасное и менее законное, способное в разы увеличить состояние Реджинальда и, если верить полученной информации, занять Делайлу, некогда делавшую определённые успехи в травологии.

Переступая порог дома Паркинсон, он знал, что ему не откажут, даже несмотря на интерес выбранной им женщины к совершенно другому мужчине, по мнению Лестрейнджа, абсолютно не достойного её своим полукровным происхождением. Реджинальд был уверен, что избавиться от мальчишки труда не составит, вопрос только в количестве нулей. Но этим он займётся чуть позже, после того, как заявит о своих намерениях.

Всё это было для него игрой. Подталкивая и выкручивая руки, он готовился с наслаждением наблюдать за тем, как раскроется женщина, на которую была сделана ставка.

Персей Паркинсон был ненамного старше самого Реджинальда и, хоть они редко пересекались в обществе, отлично знал, как стоит общаться с гостем. Терпкий и крепкий огневиски, разлитый по стаканам, хоть и не был идеального года выдержки, всё же дотягивал до отметки «приемлемый», а подобострастный взгляд хозяина дома вызывал удивление только одним – каким образом этот человек сумел вырастить и воспитать женщину, коей являлась мисс Делайла Паркинсон. В отличии от хозяина, Лестрейндж лишь пригубил. Алкогольное опьянение перестало приносить ему удовольствие ещё в юности, а как таковой любви ко вкусу огненной жидкости он не испытывал. В задуманной им игре ясный разум был предпочтительнее затуманенного, не говоря уже о банальном уважении к невесте.

Реджинальд специально выбрал именно это время, предварительно ознакомившись с расписанием Делайлы и посчитав, что выгоднее всего будет посмотреть на неё сразу после утомительного дня в министерстве. Ещё более утомительного сегодня, благодаря некоторым его стараниям.

— Добрый вечер, мисс Паркинсон, – он поднялся, стоило девушке войти в комнату, и принялся беззастенчиво её рассматривать. Этикет не велел ему садиться до тех пор, пока дама стояла, и пусть далеко не всегда Лестрейндж стремился соблюдать его, но сегодня ему так хотелось. Персей уже дал своё согласие, что было совершенно не удивительно. Но и не за реакцией будущего тестя он сюда явился. А Делайла, несмотря на всю свою, временами даже чопорную, сдержанность, языка за зубами не удержала.

— Мисс, я достаточно молод, чтобы жениться. И недостаточно стар, чтобы спокойно сносить несдержанность вроде вашей. Полагаю вы уже несколько не в том возрасте, чтобы составить достойную партию моим сыновьям, хоть у меня в данный момент и нет матримониальных планов в отношении мальчиков. Они и без того собой представляют недостаточно приемлемое зрелище, чтобы ещё нагружать их невестами, стеснёнными в обстоятельствах, – переведя взгляд на Персея, Реджинальд бросил короткое: — Прошу оставить нас наедине.
— Но, как же…, – начал было будущий тесть, однако Лестрейндж не стал его слушать.
— Мне казалось, свой ответ вы уже мне представили. Теперь я хотел бы обсудить этот вопрос с мисс Паркинсон наедине. И, Персей, будьте любезны, прикажите приготовить чаю, – когда за хозяином закрылась дверь, Реджинальд уже восстановил зрительный контакт с Делайлой.
— Мисс Паркинсон, у меня уже есть ответ вашего отца, однако, я буду с вами честен, он меня не особо интересует, поскольку людей состоявшихся отчаяние толкает на спонтанные поступки, что же до тех, кому не исполнилось и двадцати пяти, я смею верить, что вы ещё склонны к тому, чтобы принимать решения, исходя из жажды жизни, а не из ощущения полного провала. Поэтому я спрошу вас, – он сделал паузу, тщательно выверенную, как и вся его речь.
— Мисс Паркинсон, я прибыл сюда сегодня, чтобы просить вашей руки. Будете ли вы столь любезны, чтобы ответить мне, выйдете ли вы за меня замуж?

— Без сомнения, чтобы творить с ней жуткие вещи, – чуть насмешливо, сопровождая слова полу-улыбкой, ответил на вопрос Лестрейндж, по истине получая удовольствие от происходящего. Очаровывать женщин он умел едва ли не с пелёнок, если этой женщиной не была его бабка, улыбаться им, смотреть многообещающе и вести себя уверенно настолько, чтобы не оставалось ни единого сомнения в том, кто хозяин положения. Знал, что стоит говорить, а что нет. Для каждой конкретной представительницы прекрасного пола у него был свой набор ответов и действий, способных вскружить ей голову. И Реджинальд был убеждён, возникни у него желание сломать будущую жену, именно с очарования Делайлы и стоило бы начать. Но мисс Паркинсон, сколько он за ней наблюдал и какую информацию о ней получил от проверенных источников, ему была по душе, и в её лице, как в лице будущей миссис Лестрейндж, он искал союзника и соратника, который был ему необходим для определённого рода дел, а вовсе не восторженную глупышку, способную лишь накручивать локоны на палец, открывать рот достаточно широко и выгибаться именно настолько, насколько Реджинальду было необходимо.

— Мисс Паркинсон, будь я чуть менее осведомлён о вашей личности. А я уж, будьте уверены, озаботился этим вопросом, прежде чем оказаться здесь, я бы решил, что вы намеренно пытаетесь оскорбить меня уже второй раз за недолгий разговор. Это не повлияло бы на моё предложение, но вполне было бы способно лишить меня всякого желания обсуждать что-либо с вами, поскольку я бы позволил себе мнение, что за образом умной и хорошо воспитанной женщины, скрывается некто разумом не обладающий и достойный лишь того, чтобы его использовали в качестве, допустим, предмета мебели. А, как вы знаете, у мебели нет права голоса, – её смятение было очевидно, но то, что Делайла произносила, а главное то, как именно она это делала, лишь убеждали Лестрейнджа в правильности сделанного выбора.

— Неужели вы считаете, что достойный представитель древнего и чистокровного рода вполне может опуститься до того, чтобы покупать за деньги, как вы выразились, близость у девиц, которым и статуса мебели не по силам достичь? – Реджинальду было интересно, о чём она думает. О сексе с ним или о той самой близости с мальчишкой, на которого так неразумно тратит время. Пожалуй, он позволит ей встретиться с ним ещё разок, но пусть этот Колин к тому моменту уже обменяет все свои чувства и желания на увесистый мешок галеонов.

— Впрочем, я не жду от вас ответа, – продолжил Лестрейндж, глядя в глаза собеседнице, — Но можете быть уверены, женщины, которые ложились в мою постель, делали это добровольно и бесплатно, – появившийся домовик, тащил увесистый серебряный поднос, на котором расположился набор для проведения английского чаепития по всем правилами. Реджинальд молча наблюдал за Делайлой всё то время, пока чайник, чашки с блюдцами, сахарница, молочник и вазочки с печеньем перемещались на столик между диваном и двумя креслами. Домовики в его представлении относились как раз к той категории существ, которые не дотягивали до статуса мебели, а потому молчание длилось не из-за присутствия существа, а больше для возможности дать женщине время сформулировать другие вопросы и осознать, что она оказалась на развилке, где предстоит выбрать, каким будет её будущее.

— Будете столь любезны, мисс Паркинсон? – Реджинальд кивнул на чайный набор, желая оценить способности Делайлы быть хозяйкой положения и её гостеприимность.

— Я не жду от вас ничего такого, чего не ждал бы от жены любой другой мужчина моего статуса и положения, – снова пауза. Реджинальд с трудом сдержал желание подсмотреть, что сейчас творится в этой милой головке, и каких таких ужасов Делайла напридумывала на его счёт. Что он заставит её убивать младенцев и скармливать их куски фестралам? Или её страшит необходимость впускать её в себя по первому требованию, где бы они не находились?

— Брак – это не только и не столько дети и постельные утехи, мисс Паркинсон, это в первую очередь выгодный союз, где твой тыл прикрыт. Мне нужен человек, которому я смогу доверять, и который будет всецело мне предан, – где-то в промежутке между этими фразами повисло не высказанное о том, что этот человек, чтобы быть преданным такому человеку, как Лестрейндж, должен быть зависим от него и понимать цену предательства. – Ещё мне нужен статус женатого человека, это, знаете ли, делает мужчину более желанным в некоторых бизнес-вопросах, – он не собирался лукавить или уходить от ответов, как не собирался приукрашивать действительность. Она была права, говоря, что он уже имеет или может получить привилегии брака, не вступая в брак, однако, не знала, что особое удовольствие Реджинальд получает именно от того, что заставляет людей делать выбор в свою пользу, несмотря на полное понимание того, каков он на самом деле.

— Как вы уже замечали, мои сыновья уже достаточно взрослые, чтобы нуждаться в матери, тем более, вряд ли вам удастся стать таковой для мальчишек их возраста, не слишком-то сильно моложе вашего. Однако, в моём доме живёт маленькая девочка, которой едва исполнилось два года, и которая нуждается в материнской ласке, которую вы, без сомнения, сможете ей дать, – как бы себя не воспринимала сама Делайла, Лестрейндж, глядя на неё, лишь продолжал убеждаться в правильности сделанного выбора. На его вкус она была красива. Ему нравились карие, почти чёрные глаза, изящный разлёт бровей и розовые губы, достаточной полноты, чтобы возбуждать фантазию. Брюнеток он всегда предпочитал блондинкам и рыжим, видя в них особый шик и шарм, соседствующий с четкостью и точностью линий. А длинную белую шею Делайлы, Лестрейндж планировал держать открытой большую часть времени, украшая драгоценными камнями или оставляя нагой, было в ней что-то от античных статуй, чья гладкая белизна манила и завораживала. Но знание об этом интересе ни к чему хорошему не приведёт, потому Реджинальд предпочитал оставлять свои впечатления при себе. По крайней мере, пока.

— Я вполне проживу без пополнения количества моих отпрысков, но если вам будет угодно, то ничего против иметь не буду, – он знал женщин, которые не хотели детей, но всё равно рожали, потому что так было принято и того требовали от них муж и общество, знал и других, тех, которые родить не могли, но жаждали этого. Его собственная мать, о которой у Реджинальда остались лишь смутные воспоминания, умерла, рожая пятнадцатого мертвеца, хотя, на его взгляд, вполне могла остановиться на нём, единственном выжившем. Не питая к детям особой любви, он вовсе не думал о том, чтобы снова стать отцом.

— Помимо этого, я жду, что вы оставите свою работу в министерстве. Моей жене совсем не к лицу носить бумажки и бегать по чужим поручениям. К тому же, ваш отец любезно согласился отдать в качестве вашего приданого теплицы, некогда принадлежавшие вашей матушке, – то, что это было одним из условий, озвученных самим Лестрейнджем, он предпочёл не упоминать, считая, что это и так очевидно. К тому же, это ещё одна возможность для мисс Паркинсон продемонстрировать не только свой характер, но и свой ум.
— И мне понадобится доверенное лицо, которое знало бы толк не только в управлении, — этому всегда можно научиться, — но и разбиралось в травах. Я слышал, что у вас есть подобный талант, – последняя фраза прозвучала приглашением к диалогу.