SANDBOX
Sed ut perspiciatis unde omnis iste natus error sit voluptatem accusantium doloremque laudantium, totam rem aperiam, eaque ipsa quae ab illo inventore veritatis et quasi architecto beatae vitae dicta sunt explicabo. Nemo enim ipsam voluptatem quia voluptas sit aspernatur aut odit aut fugit, sed quia consequuntur magni dolores eos qui ratione voluptatem sequi nesciunt. Neque porro quisquam est, qui dolorem ipsum quia dolor sit amet, consectetur, adipisci velit, sed quia non numquam eius modi tempora incidunt ut labore et dolore magnam aliquam quaerat voluptatem. Ut enim ad minima veniam, quis nostrum exercitationem ullam corporis suscipit laboriosam.

Sandbox

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Sandbox » Part 1 » [hp|susanna clarke]


[hp|susanna clarke]

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

Северус Снейп и мистер Аскгласс
Not long, not long my father said
Not long shall you be ours
The Raven King knows all too well
Which are the fairest flowers

https://64.media.tumblr.com/bc85966786b443e281d2cde612672ff5/tumblr_nt62auOj831qc1mu8o1_500.png
https://64.media.tumblr.com/4749cd64e9af2a49252cc2fa438a6120/tumblr_nt62auOj831qc1mu8o2_500.png

John Uskglass  // Severus Snape

Северус Снейп решил, что отпахал своё: он сыт по горло Англией, Поттером, войной. Оставив прошлое, освободившись от оков служения, он исчез и живёт жизнью, о которой давно мечтал. И так бы продолжалось много лет, если бы перед ним неожиданно не возник Джон Аскгласс. Отец всей магии. Прекраснейшее существо. Дальний предок. Головная боль. Так начались приключения Северуса Снейпа — настоящие приключения!

[nick]John Uskglass[/nick][status]the raven king[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/000f/09/5e/7834/214131.gif[/icon][sign]avatar by СИРИН
[/sign][lz]<div class="fonls"><div class="ls2">сын рабов, воспитанник фейри, король Северной Англии и Нездешних земель, величайший маг в поисках пути домой</div></div>[/lz]

0

2

В старой Англии, как всегда, зелёный лес прекрасен, но на французских берегах природа отличается не меньшей пышностью. И, хотя это следовало признать безоговорочно, придирчивый взгляд усталого путника находил слишком много различий, наблюдая смену ландшафта в приотворённое окошко автомобиля, несшегося из Парижа в сторону испанской границы.

Джентльмен, с комфортом устроившийся на заднем сидении, называл себя Джонатаном Слэйвменом — в данный период времени. Привычка менять имена могла показаться подозрительной, но для человека, прожившего столько жизней, она становилась скорее неизбежностью. Он был замечательно хорош собой, хотя для разгара лета кожа его казалась поразительно бледной; поджарую фигуру облегал тёмно-синий деловой костюм отменного качества. Джон был англичанином, что не проистекало ни из его имени, ни из внешности, давно потерявший отпечаток принадлежности какому бы то ни было племени, но из одной его крови, целиком и полностью британской — каждой своей унцией.

Чтобы завершить облик господина-путешественника, нужно добавить несколько последних штрихов и сказать, что волосы у него были прямые и густые, такого сочного оттенка черноты, которая на солнце начинает отливать в синеву, как крыло ворона: в тон его наряда и его глаз — тёмно-синих и блестящих, будто вода в деревенском колодце ясным полднем. Взгляд Джона Слэйвмена был так же глубок и слишком проницателен, чтобы его можно было выдержать с комфортом. Губы его были бледно-розовыми, будто обкатанные волнами камешки на морском берегу, тонкие, плотно сжатые и необычайно упрямые, а пальцы, — длинные и нервные, — отличались тем изяществом, какое люди щедро приписывают людям искусства: пианистам или художникам.

Но Джонатан не был ни музыкантом, ни живописцем, — хотя изрядно преуспел как в первом, так и во втором, — он был магом. Стоило ли удивляться, что он выглядел не старше тридцати лет (и это оставалось неизменным долгие, долгие годы); что казался немного высокомерным и рассерженным тем обстоятельством, что ему приходится перемещаться в пространстве столь неприятным, долгим и утомительным способом. В этом мире, в обстоятельствах, в которых он оказался, приходилось смиряться и принимать чужие правила игры — то, в чём Джонатан никогда не был особенно хорош. Привычка властвовать и распоряжаться судьбами других слишком прочно въелась ему под кожу.

Впрочем, мистер Слэйвмэн был натурой незаурядной во всех своих проявлениях, и когда он вынул из тонкого кейса новейшую игрушку поколения, — электронный планшет, — его прекрасные пальцы заскользили по гладкой поверхности экрана точно и уверенно, нажимая тут и там, чтобы вызвать к жизни причудливую цветную фигуру загадочной формулы, которую Джон вертел и рассматривал в течение четверти часа. Брови его хмурились, в неодобрении, а может, просто от сосредоточенности, он негромко бормотал под нос, цедя слова, как настоящий скупец, пока, очевидно не добившись желанных результатов, не отбросил игрушку с раздражением прочь.

— Долго ещё, Сэм?

Осведомился он сухо, обращаясь к мужчине за рулём: высокому и плечистому детине с лицом добродушного ребёнка. Сэмюэль Абернати магом не был. Он не был древним, усталым, мудрым и таинственным созданием, созерцавшим землю и иные миры, её окружавшие, на протяжении последних пяти столетий. Три месяца назад Сэму исполнилось тридцать два, он выглядел на этот возраст, хотя чувствовал и вёл себя, порой, на все пятнадцать. Он был доверчив и нежен, как молодой телёнок, но грозен и упрям, как матёрый бык, если ему или его нанимателю грозила опасность.

— Не больше часа теперь, хозяин.

Ответил здоровяк, не отрывая взгляда от дороги. Он тоже был англичанином. По крайней мере, его почтенная матушка родилась на Острове, а сам Сэм испытывал почтительный трепет в отношении всего, что происходило с той стороны Ла-Манша, включая своего могущественного господина, который мог быть терпеливым и добрым, а мог, по временам, становиться капризным и несносным, как разобиженное дитя. Но Сэмюэль всегда с одинаковым восторгом взирал сверху вниз, с высоты неуклюжих двух метров, на это необыкновенное существо, избравшее его для исполнения своих каждодневных прихотей.

— Прибавь-ка газу, — пробормотал мистер Слэйвмэн, зябко кутаясь в тонкий плед, несмотря на звенящий за окнами июнь, который, впрочем, не был особенно жарким в последние дни, да и дело уже близилось к сумеркам. — Я хочу поспеть в Лион до ночи. Нам ещё предстоит устроиться на новом месте.

При последних словах на тонких губах Джонатана заплясала лёгкая таинственная улыбка, так шедшая к нему. Он думал об электронном письме, прикреплённом к договору аренды, отосланному два дня тому назад:

"Уважаемый мистер Сэттон!

Мне попалось на глаза Ваше объявление о сдаче в наём комнаты на летние месяцы. Предложение меня устраивает. Я буду в Лионе с 12.06 по 20.08 включительно, и готов оплатить всю сумму наличными. Ожидайте моего прибытия вечером двенадцатого числа.

Искренне Ваш, Джон Слэйвмэн".

[nick]John Uskglass[/nick][status]the raven king[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/000f/09/5e/7834/214131.gif[/icon][sign]avatar by СИРИН
[/sign][lz]<div class="fonls"><div class="ls2">сын рабов, воспитанник фейри, король Северной Англии и Нездешних земель, величайший маг в поисках пути домой</div></div>[/lz]

0

3

Себастьян Сэттон был из тех людей, что французы называли «insociable», что означало: «нелюдимый». Однако он считал, что заслужил право не тратить и без того уходящее в никуда время на лишних людей (и нелюдей – тоже). Впрочем, кто бы объяснил это тем смельчакам, что пытались к нему достучаться? Правда, защитный контур дома и чары, которые отваживали от него даже самых смелых птиц, сводили попытки на нет. Да, прошло ещё недостаточно времени, чтобы он смог позволить себе расслабиться, не всматриваться тревожно в окно – прямиком в тёмный осенний сад, запущенный на первый взгляд, а на второй – обладающий своей строгой системой. Он жил в собственном доме, который купил незадолго до своей сомнительно-официальной смерти в Англии, и ощущал себя в кои-то веки совершенно свободным: никакого Дамблдора, Поттера, Уизли, Малфоев и войны — только собственная лаборатория и бесконечные возможности.

Когда ему удалось вырваться из мира, который давно стал ему чужим, Сэттон отрезал длинные волосы, отпустил короткую аккуратную бороду, решив, что скрывать длинный некрасивый шрам на шее от зубов Нагайны было бы глупо. Себастьян счёл это небольшой платой за возможность жить вне рамок магического мира. А ещё это помогало отпугивать излишне ретивых и любвеобильных француженок, которые слагали мрачные легенды о прошлом профессора, романтизируя его одиночество и дурной характер. Надо сказать, что даже неизменившаяся привычка одеваться в тёмные одежды, не портила его слегка преобразившийся образ.

Но Себастьян не искал близости (не в традиционном понимании этого слова), он чурался любого внимания, недолюбливал прикосновения и не интересовался плотской стороной жизни. Он не был этим пресыщен, вовсе нет, но и не жаждал так, как когда-то в далёкой юности, когда у него ещё оставались надежды на будущее. Поэтому сейчас он искал удовольствия в вещах, несвязанных с отношениями, наслаждаясь покоем, довольствием и тем, что мог сам принимать решения, не оглядываясь ни на кого. Хороший алкоголь, вечер у камина в удобном кресле, интересная книга – это то, что стало его константой, то, о чём он мечтал, когда жил на постоянном изломе. И менять новую реальность на что-то иное Сэттон не собирался.

И всё было бы хорошо, правда, если бы не неожиданная нужда: появилась возможность открыть хорошую лабораторию – масштабнее той, что была у него сейчас. Но для этого нужны были деньги. Конечно, Себастьян был далеко небеден, но и тех средств, которые он скопил за годы работы и воздержания от всех возможных благ, и заработанных денег на зельях, не хватило бы. Сэттон не был уверен в том, как лучше решить эту проблему: с одной стороны, он хотел со всем справиться сам, а с другой — у него было не так много времени, чтобы собрать необходимую сумму. Но пускать людей в свой уютный, не слишком ухоженный дом... Да, этого ему делать не хотелось. Даже более того: Себастьян ощущал волну злости и усталого раздражения при мысли, что кто-то будет жить рядом с ним. Почему вариант сдачи жилья? Он не хотел ни светиться своими умениями, ни связываться с какой-то иной деятельностью, которая требовала бы от него чрезмерных усилий.

Именно поэтому он рассмотрел вариант долгосрочной аренды жилья. Да, может быть, это было не тем, чего он хотел, но Себастьян привык решать вопросы резко, не слишком щадя свои чувства.

Так объявление было дано. И не успел Сэттон пожалеть об этом, как пришло письмо от некого Джона Слэйвмэна. Фамилия у мужчины была забавная, но он решил не делать выводы слишком рано. Иных желающих не было, а время поджимало, поэтому Себастьян написал будущему соседу письмо с согласием, едва поборов желание отослать его с вороном, — чтобы уж сразу отпугнуть. Но Фабиан так посмотрел на него, что пришлось оставить эту идею: ворону явно не понравилась идея выискивать незнакомца и пытаться всучить ему записку, чтобы потешить эго своего хозяина.
Именно поэтому в день, когда должен приехать жилец, Фабиан деловито каркнул, расправил крылья и улетел на чердак, всем своим видом демонстрируя, что он решение хозяина о гостях не одобряет и поддерживать его не собирался, даже из уважения к Сэттону.

— Не надо строить из себя жертву, Фабиан, это ненадолго, — удивительно примирительно заверил он ворона, но тот не вернулся, и Себастьян тяжело вздохнул.

За время, проведенное вдали от родной страны, он научился спокойствию, приучил себя к тому, что теперь от него никто ничего не ждёт, что он предоставлен сам себе. И теперь вновь ставить себя в заведомо зависимое положение — унижало. Может, подспудно он ожидал, что повторится история из его прошлого, а может, просто человек слишком быстро привыкает к хорошим условиям.

Звонок в дверь заставил его вздрогнуть, и Сэттону почти стало стыдно за себя: много лет он был шпионом – и теперь подобное застает его врасплох? Видимо, он действительно расслабился.

И, пожалуй, стоило завести домового эльфа, потому что выполнять его функции Себастьяну не очень-то нравилось, особенно учитывая, что частенько он мог просто не слышать приход гостей: его лаборатория находилась в подвале и была окружена защитным куполом. Он неторопливо поднялся, расправил малейшие вмятины на чёрной безрукавке, и неспешно подошел, открывая дверь и готовясь увидеть там как минимум Поттера. Но нет: за дверью стоял мужчина лет тридцати — такой же темноволосый и темноглазый, как Сэттон, разве что с более породистым лицом и менее внушительным носом.
— Мистер Слэйвмэн? Прошу вас, заходите, — он посторонился, пропуская мужчину в темную глубину дома.

[lz]<div class="fonls"><div class="ls2">Себастьян Сэттон [Северус Снейп]
я жду тебя домой.</div></div>[/lz][nick]Severus Snape[/nick][status]prince[/status][icon]https://i.imgur.com/sgsji9x.gif[/icon]

0

4

Гнездо Ночи был самым большим, самым старым и удивительным домом, какой только можно вообразить. Комнат в нём было больше, чем ячеек в сотах, а дверей, коридоров и окон столько, сколько травинок на некошеном летнем лугу. Трудно представить, зачем и кому понадобилось выстроить здание настолько несуразное и, одновременно, изощрённое в своей структуре. Была здесь анфилада, — как будто бесконечная, — уходившая вглубь себя самой, так что бесчисленные проёмы, из которых она состояла, складывались в один величественный Проход, за которым клубилась непроглядная тьма, густая и манящая, словно вода в ночном пруду.

Лестницы нередко обрывались в пустоту: их верхние площадки служили местом гнездовья сов или воронов. На случайного визитёра птицы набрасывались с пронзительными криками, осыпая перьями и отборной бранью. Были в доме загадочные тупики, испещрённые маленькими отверстиями, как раз впору для мелкого грызуна — но ни крыс, ни мышей пернатые гости особняка не ловили себе на ужин.

Бальные залы в Гнезде Ночи не имели ни конца, ни края. Их серые стены снизу доверху были затканы волшебными гобеленами, созданными искуснейшими из мастериц — тремя древними арахнами. Огромные окна величественных и унылых комнат смотрели на чахлый сад с высохшими деревьями, искорёженными временем и бурями; на низкое чёрное небо, с которого никогда не уходила луна, оправдывая название, данное зачарованному поместью.

В глубоких подземных темницах томились бледные узники, сотни лет назад забывшие свои имена и проступки, как забыл о них заточивших их палач. А на верхних этажах фантасмагорического сооружения, — совсем уж нежданно, — можно было отыскать уютные комнатки в викторианском стиле, столь дорогом сердцу англичанина. Одну из них занимала обширная библиотека, обставленная массивной мебелью с солидным, стойким характером. Огромные стеллажи, скрывавшие рисунок шёлковых обоев, были заставлены бессчётными книгами, за обладание которыми человек знающий заплатил бы состояние — но и королевской казны не хватило бы, чтобы приобрести древние тома, попавшие на дубовые полки из множества миров и эпох.

У весело потрескивавшего в камине огня вальяжно устроился хозяин всех этих диковинок: мужчина среднего роста с тонким усталым лицом и прозрачными голубыми глазами, проницательный взгляд которых прятался под тонкими бледными веками. Седые, чуть вьющиеся волосы падали на массивные плечи, окладистая стриженная бородка скрывала жёсткий надменный рот. Несмотря на презентабельную внешность, он не казался старым — энергия и сила исходили от него. Лорд Оберон ощущался могущественным и древним — каким и был на самом деле.

Сегодня он выбрал разыгрывать роль сквайра, отдыхающего у камелька после отменного и обильного ужина, сдобренного парой стаканчиков старой мадеры. Единственное, что выбивалось из образа — большие уши лорда, заострённые кончики которых проглядывали сквозь ухоженную шевелюру. От самих волос исходил мягкий мерцающий блеск, будто они были щедро обсыпаны алмазной пылью. Не считая этого, во внешности и наряде джентльмена не было ровным счётом ничего примечательного. В том случае, если вы родились в году этак тысяча восьмисотом, потому что костюм, облегавший крепкое тело владельца Гнезда Ночи, едва ли был сшит позже.

Хотя лорд Оберон происходил из королевского рода фей (а значит имел характер высокомерный, заносчивый и несносный), к своим годам он сделался в чём-то подобным обычному смертному из полюбившейся его сердцу размеренной, тихой эпохи. Он научился находить удовольствие в заурядных вещах и простых наслаждениях. Вот уже многие годы не выводил он на прогулку свору великолепных гончих, без дела слонявшихся по дому, пугая слуг. Не спускался в покинутые залы, чтобы возглавить очередной рил нескончаемого танца. Кровавые охоты и балы с похищенными человеческими красавицами и девами Иных Земель стали для него чересчур утомительны. Однако, Оберон находил весьма занимательным визит приёмного сына, второй, за последние девять лет. Что-то было сильно неладно, раз Воронёнок зачастил зачастил к нему за советом.

Именно в это мгновение Воронёнок, — который давно уже стал Вороном и Королём в своём праве, — беспокойно вышагивал по цветному персидскому ковру, устилавшему славный, чуть потёртый паркет. Руки его были сцеплены за спиной, голова напряжённо наклонена: озабоченный вид воспитанника забавлял Оберона, но Король Фей сдерживал улыбку, щадя его гордость. По меркам смертных, Воронёнок был древнее самых древних долгожителей, даже среди магов, но с точки зрения волшебного народца, он был не более чем подросток, а потому вспышки его гнева казались лорду лишь случайными капризами. И когда очередной порыв ветра уносил их прочь — а так бывало всегда — Оберон лишь пожимал плечами, ибо не ждал ничего иного. На сей раз, однако, дело казалось серьёзней обычного, и лорд, против воли, прислушался.

— ...но я предусмотрел всё! Заклинание сработало как надо, а печать всё ещё на месте.

Стройный темноволосый мужчина замер на месте и в сердцах топнул по полу, что не произвело должного эффекта — густой ворс смягчил звук. Воронёнок вздохнул, но вздох этот был тяжёлым, не приносящим облегчения, — запустил ладонь в густые волосы, сжимая их белыми пальцами, как пучки сорной травы, которые желал выдрать с корнем.

— Я связал свои сны так, чтобы никто не смог подобраться к ним, — заговорил он вновь, тише и глуше, с невыразимой горечью. — Я спрятал своё имя надёжней, чем укрыты дороги, ведущие в Заповедные Земли, куда никто не может пройти. Я отворил двери Туда и Обратно, но я не могу ступить на берег страны, присягнувшей мне на верность! Мне пришлось сделать петлю через три королевства, чтобы нанести тебе этот визит... Не могу понять, что я упустил.

Признался юный Король, с мрачным видом падая в кресло рядом с Королём древним. Он схватил бокал с тёмным ароматным ароматным вином и сделал пару глотков, смачивая губы, но лицо его не разгладилось. Воронёнок казался мрачней тучи и бледней самой луны.

Самый старый сид в Англии, — большой покатый холм, заросший вереском и дроком, — располагался на севере страны, в Девоншире, посреди угрюмой скалистой пустоши. Именно через него смертные обыкновенно попадали в Гнездо Ночи, чтобы выйти наружу спустя сотни лет, потерянными и обезумевшими, или не выйти вовсе. Другая дорога вела тропами опасными и неведомыми, от врат Ада, минуя чертоги Жажды и Забвения, по мосту Серебряного Смеха, сквозь Сияние Севера и дальше, по местам столь диким и неизведанным, что мало кто решился путешествовать там. Но смелости Воронёнку всегда было не занимать.

Оберон помнил, как этот выскочка, Перестук, притащил мальчишку в свой дом почти младенцем, вместе с прочими людьми-слугами, которых любил набирать в коллекцию без счёта. Кто мог знать, что дитя окажется его проклятием и погибелью, предсказанной задолго до начала времён? После, земли Перестука стали вотчиной Воронёнка в Волшебной Стране, одним из трёх его царств, а Оберон был рад, что проявил благоразумие, оказав поддержку талантливому ученику.

Воронёнок рано проявил способности: он был прилежен, но никогда не отличался терпением. Рождённый смертными отцом и матерью, он казался больше эльфом, чем те, кто пленил его и вырастил. Он перенял характер своих господ и наставников тем скорее и охотней, что от природы был расположен как они. Мальчишка был бесконечно себялюбив, тщеславен и горд, хотя и не напрасно. Его дар магии оказался столь силён, что даже среди волшебных существ не всякий мог похвастать похожим. Ко всему прочему, приёмыш был прирождённым лидером и способным политиком.

В пятнадцать лет мальчишка, не без помощи Оберона, снарядил воинство и вернулся в свой мир, чтобы потребовать то, что считал принадлежащим по праву. Слухи, доходившие в волшебные земли, подтверждали, что Воронёнок сделался не дурным правителем, хотя некоторые из его приказов и пожеланий, его привычек и вкусов, были непонятны смертным. Но подданные, признавшие выкормыша эльфов своим сюзереном, восхищались им и любили его искренне.

Спустя три сотни лет, устав от однообразия власти, Воронёнок отправился на поиски иных земель, новых знаний и приключений, но он забыл, как скоротечно время людей и как коротка их память. Сейчас, насколько Оберон мог понять суть проблемы, мальчик угодил в ловушку на пути своих желаний, и не мог выбраться. Учитывая, как редко такое происходило с Воронёнком, его негодование становилось понятным.

— Люди говорят, нужно учиться смиряться, — сказал Оберон неторопливо, смакуя херес. — Но что я могу знать об этом?.. Я принял больше поражений, чем волос у тебя на голове, мой мальчик, но ни одно из них не было принято смиренно. Мы не можем открыть для тебя врата отсюда, этот путь почти потерян для моих людей, тебе же не протиснуться в угольное ушко. Если только...

Оберон замолчал и в задумчивости покачал головой. Воронёнок пытливо уставился на него, подаваясь вперёд в явном нетерпении:

— Если только что? Говори же, отец! Давно я привык звать тебя так... Я пробовал человеческую смекалку и эльфийскую изворотливость, но я не то и не другое, — горько усмехнулся он. — Я всё и ничто. Может быть, нужно быть чем-то целым, чтобы найти разгадку?

— Может быть, — начал старый эльф, не сводя взгляда странных прозрачных глаз с приёмыша, — тебе стоит найти человека своей крови, который будет думать как ты, иметь твою хватку и твой склад, но сможет взглянуть на всё по-новому?..

Впервые Джон Слэйвмен прибыл в Лион когда ему исполнилось двадцать пять лет. Он останавливался здесь на ночлеге вместе с тогдашним королём Франции (в те дни этой страной ещё правили монархи), и уже тогда место показалось ему старым, грязным, шумным и слишком французским. С тех пор мало что изменилось, — только древние постройки ещё обветшали, а площадь поселения увеличилась. Новые дома росли ввысь, закрывая собой пол неба. В этом вопросе мистер Слэйвмен оставался консерватором — небоскрёбов он не любил, и был рад, когда машина, миновав центр города, углубилась в тихое зелёное предместье. Когда же автомобиль, прошуршав гравием подъездной дорожки, затормозил у входной двери уютного особнячка — счастью путешественника не было предела.

Путь из Парижа отнял, в общей сложности, четыре часа — чудовищная трата времени! Впрочем, в ближайшем будущем мистер Слэйвмен собирался вести жизнь размеренную и неторопливую, а потому ему следовало немного укротить нетерпение и принять правила игры, дабы одержать в ней верх. В конце концов, он метил в выигрыш. Однако выйти наконец из салона и размять ноги было приятно. Сэм Абернати, достав из багажника два чемодана и походную сумку, едва поспевал за своим господином, торопливо шагавшим в сторону дома.

Ждать ответа на звонок пришлось долго, и Джон Слэйвмен начал терять едва обретённое присутствие духа, когда дверь распахнулась. Появившийся на пороге мужчина не был ни слишком молодым, ни особенно красивым, но Джон уставился на него с нескрываемым любопытством, в одно мгновение отмечая крупные резкие черты, тёмные волосы, тяжёлый взгляд, презрительную линию губ. Судя по улыбке, озарившей его собственное лицо, наблюдениями он остался доволен.

— Доброго вечера, мистер Сэттон. Рад застать вас в добром здравии, — пройдя мимо хозяина в холл и сделав жест слуге следовать за ним, Джон Слэйвмен остановился и протянул для пожатия тонкую белую руку. — Джонатан Слэйвмен, вы не ошиблись. Вы можете обращаться ко мне по имени, если так будет удобней... Надеюсь, мы прибыли не слишком поздно? Я не особенно голоден, но Сэм — это мой шофёр и камердинер — не отказался бы от ужина. Из вашего объявления я понял, что мы можем рассчитывать на домашнее питание. За определённую сумму, разумеется? Но, первым делом, укажите место, где можно поставить вещи и освежиться с дороги, а потом, надеюсь, вы будете так любезны и покажете мне дом. В особенности меня интересует «подвальное помещение для работы», которое вы упомянули. Признаюсь, это был решающий пункт для меня в выборе жилища.

[nick]John Uskglass[/nick][status]the raven king[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/000f/09/5e/7834/214131.gif[/icon][sign]avatar by СИРИН
[/sign][lz]<div class="fonls"><div class="ls2">сын рабов, воспитанник фейри, король Северной Англии и Нездешних земель, величайший маг в поисках пути домой</div></div>[/lz]

0

5

Мысль исчезнуть пришла к Северусу много лет назад: в тот момент, когда любимая женщина ушла вслед за смертью, не оставив ему ни весточки, ни памяти о себе, кроме куска плоти, — её сына, её Гарри. Но он был связан клятвой, которую не мог нарушить, и ему пришлось остаться, тяготясь своей миссией, ненавидя и её, и всех вокруг. Со временем он понял, что лучший способ спрятать искренние чувства — притворяться, играть на публику. Сначала это было сложно, потому что Снейп не был таким сухарём, в какого превратился с течением лет, но с каждым днём становилось всё легче носить маску мрази. Он надевал на себя каждое утро не только множество слоёв чёрной одежды, но и тысячи выражений лица, выбирая наиболее подходящее. Только Лили видела, что он не плохой, что он просто испуганный, одинокий мальчишка. Очень умный, по-настоящему добрый и — чего скрывать? — слишком эмоциональный.

Севу кажется, что сквозь длинные вьющиеся волосы Лили можно разглядеть все тайны вселенной. Нет, он совершенно уверен в этом, и чувствует себя из-за этого как-то глупо, совершенно нелепо. В зелье отторжения надо добавить всего два волоска, но ему жалко делать больно любимой, и Северус смотрит-смотрит-смотрит... и чем больше тайн он узнает, тем больше в груди разрастается боль. И у него просто не получается избавиться от этого чувства, хотя он давно уже понял, что это благо.
— Я не могу согласиться, Лили, — хрипло говорит он, касаясь её ладони, и почти болезненно вздрагивая, когда девушка мягко высвобождает руку. — Ты не понимаешь, о чём просишь. Не понимаю, как ты можешь просить о подобном, зная... — в тонкой мантии прохладно, но Лили пришла рано утром, Снейп не успел протопить дом, а заклятия не помогали создать тепло и уют.
— Мне больше некого попросить, Сев, — Лили была серьёзна, её ладони в защищающем жесте легли на выпирающий живот, где рос наследник ненавистного Поттера. — Я чувствую, что что-то произойдёт. Мне нужна твоя помощь, ты же разбираешься в тёмной магии, ты же мой лучший друг!
Северус скривил губы в усмешке: как быстро он стал её лучшим другом. А до этого она не замечала его полтора года, будто в целом мире никогда не существовало слизеринца по имени Северус Снейп. Но он прощает ей эту мелочь, как прощал и все остальные глупости.
— Хорошо, Лили, — и всё, больше он ничего не говорит, но ей и не нужно. Лили Поттер быстро прощается, едва коснувшись его щеки сухими губами, и сердце Северуса болезненно сжалось.

И он выполнил своё обещание: помог Лили найти заклинание, которое защитит её отпрыска, если случится самое ужасное. Он дал клятву, что будет оберегать Гарри Поттера, если её не станет, и клятва на крови не отпускала его долгие семнадцать лет. Каждый мерлинов день Северус ждал свободы — и однажды такой шанс ему представился. Изобразить свою смерть было легко, хотя шрам от укуса Нагайны до сих пор живо напоминал, что без жертв с его стороны побег не обошелся.
Он выплатил долги Лили Эванс-Поттер, он сделал всё, чтобы Гарри Поттер счастливо жил, победив в этой войне. И хотя мир предстояло отстраивать заново, участвовать в этом Снейп не спешил. Во-первых, он был абсолютно свободен, а перед ним расстилались огромные просторы — грехом было бы остаться прозябать в холодной Англии. Во-вторых, после окончания войны пришлось бы доказывать свою невиновность, обнажать воспоминания перед мордредовой комиссией, рассказывать, почему он положил жизнь на алтарь служению лиге добра. Северус слишком устал доказывать каждому встречному-поперечному, что он — само воплощение добра.

К тому моменту, как он оказался во Франции, у него уже был дом — «Совиный приют», как называл его прошлый хозяин. Достаточно большое поместье из серого камня, снаружи оно казалось меньше, чем было внутри, но чар расширения пространства наложено не было — просто архитектурная особенность. А вот в подвале Северус выстроил целый лабиринт, заполнив множество комнат различными забавными штуками, а также в центре основав оранжерею, в которой росли самые редкие травы, о которых только слышали биологи обоих миров.

Он мог бы жить, ни о чём не заботясь, ни о чём не горюя, но со временем Северус понял, что такая жизнь не для него. Глядя на своего нового квартиросъёмщика, он начал задумываться над превратностью судьбы: шлейф магии, который тянулся за гостем, сбивал с ног и заполнял внутренние резервы — одним только вздохом! Поэтому-то Снейп ни слова не сказал о том, что не сдаёт жильё магам — слишком уж заворожён он был открывшейся перспективой подпитки от сильного волшебника. Вместо колкого ответа он закутался в мантию по самые уши, неодобрительно оглядывая слугу мистера Слэйвмена, который оказался совершенно некстати.

— Насчёт камердинера уговора не было, мистер Слэйвмен, — едко и ворчливо возразил Северус, не двигаясь с места, наблюдая за своим гостем с едва скрытым раздражением. Людей больше любить Снейп не стал, чего уж тут скрывать-то. — Как и уговора о том, что я буду вашей кухаркой. Коли у вас есть слуга, пусть он и заботится о вашем пропитании, то не моя забота: в объявлении это было указано. Не знаю, откуда вы взяли про домашнюю кухню, мистер Слэйвмен, но я и сам питаюсь весьма скудно, и не слишком люблю тратить время на приготовление пищи кому-либо ещё. Кухня в вашем распоряжении, оснащена по последнему слову техники, в холодильнике определённо есть продукты, но в конце улицы находится неплохой круглосуточный супермаркет, так что голодными вы точно не останетесь. Я — человек не слишком любящий общение и шум, поэтому, надеюсь, мы не будем докучать друг другу подобным... — Снейп говорил это, а сам жестом позвал своих гостей на второй этаж, где находились комнаты нового жильца.

Дом строился достаточно давно, а прошлый владелец имел достаточно странные представления об уюте. Так всего было трое покоев — синие, зелёные и фиолетовые, — которые включали в себя спальню, гостиную, гардеробную, кабинет и уборные. Северус занимал зелёные покои и надеялся, что гость займёт фиолетовые, как наиболее пригодные к житью. Всё это он рассказывал, ведя своих гостей по направлению к дверям в покои.

— Если вы хотите выделить вашему слуге отдельные покои, платить придётся двойную ренту, — он ещё раз крайне неодобрительно посмотрел на камердинера. — Комнаты для слуг... хотя, рядом с кухней есть две комнаты для кухарок, но так как у меня их нет, то мистер Сэм может разместиться там, коли вы того пожелаете... вот ваши покои, мистер Слэйвмен. У нас центральное отопление и есть горячая вода, поэтому душ работает без перебоев... Как только вы закончите приводить себя в порядок, спускайтесь вниз, в общую гостиную, я покажу вам дом и расскажу о порядках, которые здесь приняты.

Снейп отрывисто поклонился и не стал ждать, пока Джонатан ответит, скрываясь в темноте длинного коридора с прирождённым талантом исчезать в тенях. Пожалуй, хоть чем-то род Принцев отблагодарил своего отпрыска, подарив ему умение быть незаметным и тихим.
Пока гость приводил себя в порядок, Северус развёл огонь в камине, получил корреспонденцию (где было больше счетов, чем чего-то ещё) и устроился в мягком кожаном кресле, убаюканный треском поленьев в огне.

[nick]Severus Snape[/nick][status]prince[/status][icon]https://i.imgur.com/sgsji9x.gif[/icon][lz]<div class="fonls"><div class="ls2">Себастьян Сэттон [Северус Снейп]
я жду тебя домой.</div></div>[/lz]

0

6

У леди Элейны были самые голубые глаза на свете. Локоны — золотистые и шёлковые, будто тончайшая пряжа с дальних берегов Китая — оттеняли благородную бледность кожи. Леди Элейна походила на королевскую лилию: изящная головка, прелестное полудетское личико. Нежные розовые губки, чуть припухшие, как после недолгого сна, были всегда чуть приоткрыты, обнажая ровный перламутр зубов. Ручки были маленькими, как крохотные чаши для благовонных притираний; тело источало слабый аромат спелых персиков и летних английских трав. Шаг — лёгкий, как у горной серны, смех — мелодичный, будто журчание ручейка.

Леди Элейна была совершенно несчастна.

Вот уж девять дней она томилась в мрачных чертогах северной башни в замке своего жестокого супруга, лорда Норфолка, не чая увидеть воли до тех пор, пока гнев её господина не успокоится, или же какой-нибудь благородный рыцарь, прослышав о даме в беде, явится ей на выручку. Последнее, увы, случалось лишь в романах, годившихся, чтобы скоротать длинный ноябрьский вечер, но не подходивших в качестве жизненного руководства. За месяцы брака Элейна пережила достаточно, чтобы успеть это понять. Её девичьи иллюзии были растоптаны, подобно лепесткам увядшей розы. С исходом лета, этот источник утешения совершенно исчерпал себя в череде несчастий, обрушившихся на белые плечи, согнувшиеся под непомерных для них грузом забот.

По натуре своей леди Элейна была созданием исключительно декоративным, пригодным, разве что, для исполнения роли живого произведения искусства — с чем она справлялась безупречно. Созданная, чтобы восхищать мужчин, разжигать в их сердцах пламя восторга и страсти, она была спокойна и счастлива в своём, не омрачённом сильными страстями, девичестве. Подобающее её титулу воспитание дало девушке исчерпывающее представление о том, как надлежит вести хозяйство будущего мужа, чтобы он был ею доволен. Вступив в брак, она намеревалась сделаться примерной супругой — если не ради своего собственного блага, то во имя памяти доброго и ласкового отца, желавшего именно этого от своей послушной и любящей дочери.

Она не была приучена бунтовать и требовать чего-то иного, чем доля, определённая ей с рождения. В очаровательную головку Элейны никогда не приходили мысли о том, что она могла жить иначе. Если какая-нибудь романтическая повесть зарождала в её груди незнакомый жар сомнений и смутных желаний, то, как благоразумная дева, она откладывала скандальный текст подальше и старалась возможно скорей позабыть о нём. Словом, ничто в характере или образе жизни этой юной леди не располагало к тому, чтобы стать героиней-бунтаркой, решительно берущей свою судьбу в свои же руки.

В согласии с отведённой ролью, Элейна страдала так, как не могла бы страдать труппа греческих трагиков, поджариваемых на медленном огне в то время, как, прямо у них на глазах, толпа черни, ничего не смыслящей в драматургии, издевается над пьесой прославленного Софокла. Она протягивала сквозь прутья толстой решётки маленькие белые ручки с таким мастерством, словно училась этому с детства. А как она плакала! Ни один художник отдал бы правый глаз за то, чтобы суметь передать на холсте такую безупречную жемчужную слезу.

Однако, к чести леди Элейны, стоит заметить, что упражняться в скорби она начала не раньше, чем тайком отправила гонца с небольшой и крайней трогательной запиской к своему дяде, придворному королевскому волшебнику. И у неё были некоторые основания надеяться, что письмо достигло адресата.

Увы, все невзгоды прекрасной особы начались с упражнений в эпистолярном жанре. Леди Элейна была, более или менее, счастливым ребёнком, росшим под опекой достойного отца. Сэр Персиваль, благородный рыцарь старой закалки, подобно всем любящим родителям, мечтал устроить будущее единственного чада так, как это представлялось ему наиболее удачным. Он обещал руку Элейны человеку, которого считал самой подходящей кандидатурой на эту роль — ошибка, нередко совершаемая и более прозорливыми сердцами. У сэра Персиваля не было причин подозревать лорда Норфолка в грехах, ведь до поры, тот проявлял себя как исключительно порядочный и честный дворянин (в рамках весьма гибкой и не особенно щепетильной морали того века).

Какое-то время после замужества, леди Элейна была вполне довольна новой жизнью. Действительно, муж, несмотря на все достоинства молодой дамы, уделял ей не так много внимания, но именно это радовало юную супругу всего более. Она проводила время за рукоделием и мелкими хозяйственными заботами, понемногу изучая доставшиеся ей владения. И вот так, блуждая по замку, в один из тихих осенних вечеров, она невольно подслушала тайну, не предназначавшуюся для её ушей.

Лорд Норфолк замышлял предательство против своего сюзерена! Как истинная патриотка, преданная королю, которого никогда в жизни не видала, но глубоко уважала со слов отца, леди Элейна схватилась за перо и в ту же ночь составила пышущую гневом грамоту. С помощью данного послания она мечтала предотвратить гнусное преступление, — батюшка, скончавшийся вскоре после расставания с дочерью, наверняка одобрил бы её рвение. Неопытность, однако, сыграла с девушкой злую шутку: супруг перехватил письмо, а её саму запер под замок, намереваясь вскорости предать быстрому нечестному суду и казни.

Урок Элейна приняла близко к сердцу, и в следующий раз постаралась найти преданного слугу, готового рискнуть головой ради спасения госпожи. На маленькой площади у подножья башни, где обычно наказывали провинившихся перед лордом, было спокойно и тихо, — оставалось верить, что счастливый случай благополучно перенёс посланника девы через все препятствия и козни. Это была единственная надежда леди! Впрочем, пока она дожидалась решения своей участи, странные, незнакомые мысли о возможности побега, как стайка чёрных птиц, начинали одолевать её, ранее незнакомую с такими дерзкими мыслями, голову.

В замке, между тем, происходило нечто необычайное. Старый солдат, приносивший пленнице пищу два раза в день, смягчённый видом её красоты, молодости и страданий, не отказывался поделиться с Элейной новостями, хоть это и было ему настрого запрещено. Но какой вред могла причинить беспомощная девушка? Да и сам он знал не так много. Известно было, что лорд Норфолк сильно обеспокоен угрозой, исходящей с севера.

Удивительные дела происходили в стране, пока Элейна томилась в темнице. Новая грозная сила, пришедшая непонятно откуда, вздымала могучий вихрь, грозивший перевернуть с ног на голову саму реальность. Сейчас буря стремительно двигалась в направлении Норфолк Касла, и хозяин замка был напуган. Необходимостью срочной подготовки к обороне, вероятно, спасла жизнь несчастной девицы. До неё попросту никому не стало дела.

В тот вечер Элейна, по своему обыкновению, сидела у зарешеченного оконца. Она уже выполнила все обычные ритуалы, — немного поплакала, слегка позаламывала руки (без особого жара, ведь оценить стараний было некому), — и теперь, в блеклом свете серых зимних сумерек, вышивала по простому льняному полотну герб своего дома. Исколотые пальцы деревенели: в старой сырой башне в эту пору холод пробирал до костей, а в распоряжении леди имела лишь пару шерстяных шалей и плотное покрывало. Вероятно, в ней всё же было что-то неправильное, неподобающее истинной бедствующей героине. Например, крепкое здоровье и жизненная сила, не желавшая уступать перед невзгодами, потому что по всем законам жанра, она должна была слечь со смертельной лихорадкой. Но, хотя щёки её впали и с них исчез привычный румянец, пленница, с возмутительным упорством, отказывалась подхватывать воспаление лёгких.

Становилось совсем темно, а использовать для вышивки коптящую лучину — бесполезно, тем более, Элейна хотела сберечь этот, единственный, источник света во мраке для более важного случая. Поэтому она отложила пяльцы и прикрыла лицо ладонями: она ужасно устала от страха неизвестности. Звук шагов, восходящих по каменной лестнице, заставил пленницу вскинуться. Должно быть, ей несли ужин, — как раз наступало время последней трапезы дня. Девушка постаралась придать лицу по возможности приветливое выражение, не желая огорчать доброго солдата, но когда ключ повернулся в замке, и дверь, скрипнув, отворилась, она тихо вскрикнула и подскочила на ноги.

— Кто вы?..

В испуге пролепетала леди Элейна, её тонкие белые пальчики сжались до боли. Вошедший не был ей знаком. Он был немного выше солдата и, судя по осанке, гораздо моложе. Стройную фигуру скрывал тёмный дорожный плащ с капюшоном, надвинутым почти до самого носа, что не давало рассмотреть черты. Был ли это её плач? Такое предположение не казалось невероятным, и девушка разом похолодела, но вовсе не от декабрьской стужи.

— Что вам нужно? — язык едва слушался её.

— Не бойтесь, госпожа. Я не причиню вам вреда, — раздался внезапно голос, молодой и сильный, очаровавший Элейну в ту же секунду. — Я друг.

И она поверила ему безоговорочно, когда капюшон упал на плечи, открывая взгляду красивое точёное лицо в обрамлении длинных чёрных волос.

— Вороны нашептали мне, что вы нуждаетесь в друзьях, как никто другой.

На тонких губах незнакомца играла мягкая улыбка. Леди Норфолк, урождённая Снейп, поймала себя на том, что улыбается в ответ.

Как и всем натурам его склада — войнам, победителям, неугомонным искателем мудрости, славы и приключений, — Джонатану Слэйвмену не была свойственна сентиментальность. О, конечно, в нём было изрядно страсти, которой хватало и на восхищение прелестью женщин или мудростью мужчин. И он, некогда великий, король, прославленный чародей, становился жертвой чар высшего порядка, поддаваясь очарованию романтики, следуя зову весны, притягивающей сердца всех созданий друг к другу. На какое-то время — обычно, не дольше, чем до следующей весны.

Бывало, забыв о своих обязанностях и делах, Джонатан увлекался кем-нибудь настолько, что все миры со всеми их чудесами казались ему блеклыми и ничтожными, по сравнению с упоением чувства, с теми нехитрыми радостями, которые могло подарить общество выбранной особы. Ведь так сладко было отдаться на волю живой магии, самой обыденной и возвышенной из всех, какие он познал за долгие века. Но даже он, при всей мудрости и прозорливости, не мог представить, как отзовётся, спустя время, какое-нибудь незначительное приключение.

Вот только Элейна Снейп была случаем исключительным в его бурном прошлом, и теперь, глядя в лицо её — их! — потомка Джонатан с жадностью искал отражение когда-то знакомых черт. В этом желчном и язвительном мужчине не было ничего от редкой цветущей красоты женщины, ставшей вдохновительницей, музой и наложницей двух великих властителей прошлого, но ему почудилось, что взгляд Себастьяна напоминает её взгляд, и этого было довольно, чтобы пропустить мимо ушей всё едкости, слетевшие с языка негостеприимного хозяина.

Мистер Слэйвмен не обратил на них ровным счётом никакого внимания, отмахнувшись от брюзгливого ворчания Сэттона как от назойливой мошки.
— Полноте, мы прекрасно устроимся здесь втроём. Сэм может занять комнату прислуги, он не станет возражать, а я, в свою очередь, не собираюсь покушаться на ваш покой, дорогой хозяин, — доброжелательность Слэйвмэна была неуступчива будто горный утёс, вставший на пути ледяных ветров. — Я и сам ценю уединение, и не люблю, когда мне докучают. В этом мы идеально подходим друг другу.

Проследовав за Сэттоном на второй этаж, Джонатан оглядел фиолетовые покои с вежливым интересом и удовлетворённой улыбкой. Казалось, он был решительно настроен хвалить всё и всему радоваться, вопреки похоронному настрою хозяина. Гость сделал несколько шагов по комнате, как бы вбирая в себя атмосферу, свет и пространство, примеряясь к нему. Он чувствовал, как Сэттон ощупывает его ауру и не противился этому, постаравшись скрыть существенную часть своих сил, не желая напугать или вызвать подозрения.

— Да, мне тут определённо нравится, — кивнул Джонатан, оборачиваясь к Себастьяну, желавшему поскорей избавиться от ненавистного человеческого общества. — Благодарю вас, мистер Сэттон, я присоединюсь к вам позднее.

После горячего душа, освежённый и отдохнувший, Джонатан, облачившись в лёгкие домашние брюки и светлую рубашку, вышел в гостиную, безошибочно находя своего нового знакомца по запаху его магической ауры, светившейся ясно и сильно, но немного темно. Впрочем, иного он и не ожидал.

— Позволите задать вам один вопрос? — начал Джонатан вместо предисловия, останавливаясь подле Сэттона, но не спеша присесть. — Возможно, он покажется вам странным, но... нет ли в доме кого-то ещё, кроме нас троих? Какое-нибудь животное... птица, например?

[nick]John Uskglass[/nick][status]the raven king[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/000f/09/5e/7834/214131.gif[/icon][sign]avatar by СИРИН
[/sign][lz]<div class="fonls"><div class="ls2">сын рабов, воспитанник фейри, король Северной Англии и Нездешних земель, величайший маг в поисках пути домой</div></div>[/lz]

0


Вы здесь » Sandbox » Part 1 » [hp|susanna clarke]


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно