В высоких бокалах послушной легендой
Прольётся некстати, останется кем-то.
Кем-то знакомым, и кем бы он ни был.
Если бы только, наверное, смогли бы…

У Лео сердце не на месте уже вторые сутки. Приветом из прошлого ему написал Виктор. Тот самый, который шесть лет назад разбил их дружбу ударом кулака в лицо Блума. Написал, как ни в чём не бывало, как будто и не прошли годы с момента их последнего разговора. Как будто не отболело и не поросло быльём всё, что связывало их когда-то: игры в войнушку, велик, ночевки в домике на дереве, истории, придуманные и зарисованные. Как будто во рту у Лео не было полно крови, сочившейся из разбитой губы, и Вик не орал ему в лицо, что Блум предпочёл юбку мужской дружбе.
Пока Лео собирался с силами и придумывал ответ, открывал и закрывал диалог, пришло ещё одно сообщение, из-за которого, казалось, он больше никогда не сможет дышать нормально.

«Тесса сказала, что у вас скоро свадьба. Поздравляю. Не ожидал».

Лео тоже не ожидал. Он знал, что у Тессы всё распланировано едва ли не по годам, но предпочитал не задумываться об этом всерьёз. Не слушать, когда она, разложив на коленях альбом, в который с детства собирала понравившиеся образы, рассказывала о том, какую хотела бы провести церемонию, куда поехать отдыхать потом, в каком возрасте заработать первый миллион. Не обращать внимания на ссылки на ювелирные магазины, на фотографии колец. Им всего по двадцать два, о какой свадьбе может идти речь?

Оказалось, что о самой настоящей. О которой Тесса, недавно ездившая домой на встречу выпускников, трещала без умолку, рассуждая о своих предпочтениях. Лео не попал на этот праздник жизни из-за начавшейся интернатуры, о чём не сильно переживал, но теперь ему казалось, что он вдруг превратился в ту самую муху, которая навечно застыла в янтаре, и этот янтарный кусок Тесса когда-то положила себе в карман и до сих пор носит с собой.

Ничего не ответив Вику, как ничего не написав девушке, Лео достал из стиралки ещё влажную голубую форму интерна и поспешил в больницу, надеясь, что его не стошнит по дороге, и чувствуя себя полнейшим идиотом.

Теряюсь в догадках, пытаюсь, и всё же
Не понимаю, и ты меня тоже.
Спуститься на землю, накинуть на плечи,
Держась за перила и за руки крепче.

Качаясь в автобусе, он даже не слышал музыки, игравший в наушниках. Перед его мысленным взором маячило только одно лицо, и только к одному человеку панически, лихорадочно возвращались мысли. Интересно, Тесса уже успела рассказать о своих планах Микки? И если да, то что думает обо всём этом Морроу?

Но увидев друга, Лео не стал спрашивать. Он наконец-то смог сделать нормальный, глубокий вдох, позволяя тревоге вырваться словесным потоком обо всём на свете, кроме того, что его действительно волновало. А после их развело в стороны учебным процессом, который пока что включал в себя в основном отработку навыков общения с пациентами и уборки говна, крови и рвоты, иногда – наложение швов, уколы и капельницы. Но чаще всё-таки уборки.

Сегодня Лео был закреплён за кардиохирургом, доктором Альварес, и это день показался ему ещё более жутким и беспросветным, чем в начале. Он знал, что сердечную хирургию выбирали особенные эгоцентрики, настолько помешанные на собственной персоне, что других воспринимали исключительно в качестве атрибутов жизни. Но Альварес показал ему, что Блум не достоин даже плевка в свою сторону, настолько он ничтожен и недееспособен. А проблема была всего-то в том, что Лео не удалось поставить капельницу беременной, у которой из-за отёков и вен-то было не видно. Кое-как собрав себя после потоков разгромной речи и бесконечных заданий, Блум впал в состояние близкое к кататонии, выполняя большинство поручений на автомате и надеясь, что завтра будет лучше.

Красивая пара, подумать, я тоже
Ударь посильнее, ломай, если можешь.

Когда смена закончилась, а Лео вернулся в раздевалку интернов, на его мобильнике было шесть пропущенных вызовов от Тессы и тридцать сообщений, где она рассказывала о том, что её взяли на работу, что им нужно это отпраздновать и что нужно обсудить кое-что ещё. Дышать снова стало тяжело. Блум выключил телефон и, убрав его в рюкзак, устроился на скамье, закрыв лицо рукой. Лучше он переночует прямо здесь, чем вернётся домой и снова сыграет в эту игру. Ну или по крайней мере, дождётся Микки, если тот ещё не ушёл.

Микки. Лео никогда не страдал от отсутствия внимания, у него было достаточно знакомых среди ребят и девчонок, как его возраста, так и более взрослых, он легко заводил контакты, всегда на лету придумывая тему для разговора даже с малознакомым человеком. Но с тех пор, как его отец и Вик ушли, в его жизни не было мужчины, которого Лео мог бы назвать другом, не было человека, с кем мог бы обсудить всё то многое, о чём не мог говорить с Тессой, не потому, что она девушка, а потому, что она никогда бы его не поняла. И Блум, встретив Микки впервые, никогда бы не подумал, что тот станет для него таким, близким, понятным, родным. Иногда от этого становилось больно почти физически.

Разбей моё сердце и не обещай мне

Сердце ёкнуло и радостно забилось, когда Лео услышал голос друга. Отнял руку от лица, моргая от яркого света. А когда смог сфокусировать взгляд на лице Микки, таком близком, облизал пересохшие губы, только мгновение спустя поняв смысл заданного вопроса.
— Тебе тоже уже сообщила? – застонал Лео, снова возвращая руку на лицо. – Я лучше буду жить здесь, чем с женщиной, которой насрать на моё мнение. Какая свадьба, скажи мне? В двадцать два какая свадьба? Я, может, вообще не хочу жениться, а она уже разнесла всем, как будто… Ай…, — Блум раздвинул пальцы и, приоткрыв глаз, посмотрел на Микки.
— Меня тошнит от одной только мысли. И очень хочется выпить. Нет. Нажраться. Что скажешь?
Так бей в барабаны, никто и не вспомнит
Сколько таких коридоров и комнат.
Ты рви свои струны, ударь посильнее
Сильнее…

В жизни Лео пару раз случалось, что к нему подкатывали парни, которые впоследствии очень удивлялись, узнавая, что он не гей, а вполне себе гетеро, да ещё и со стабильными и долгими отношениями с девушкой. Он удивлялся, но реагировал не агрессивно, позволяя себя шутки о собственной привлекательности, способной вскружить голову не только женскому, но и мужскому полу. Подобный интерес к его персоне Блума не напрягал, скорее немного обескураживал. Ему казалось, что предположение о его гомосексуальных наклонностях весьма забавно, но слишком далеко от реальности. Казалось ровно до того момента, как в его жизни появился Морроу собственной персоной.

Конечно, это произошло не сразу, не по щелчку невидимых пальцев, распорядителя человеческих сердец. Лео и Микки были настолько непохожи, что представить их не то что друзьями, даже приятелями многим казалось невозможным, однако эта их непохожесть, наложившаяся на страсть к медицине, вдруг превратилась в связь настолько крепкую, что за любые сомнения об общей преданности можно было бы и в лицо получить. Резкий и грубоватый Морроу, с его довольно острым языком и той легкостью, с который он посылал на три весёлых всех, кто был этого достоин, стал для Блума самым близким человеком, постепенно оттеснив и маму, и Тессу. Они вместе сдавали лабы, не спали сутками, зубря кости и сухожилия, таскали друг другу кофе, энергетики, бутерброды и травку, парились над трупом в морге. Когда Лео блевал, впервые вспоров живот Джейн Доу, Микки поддержал его, рассказав какую-то нелепую историю из жизни, где он тоже блевал по какой-то причине.

И по мере того, как их общение становилось более плотным и откровенным, Лео стал замечать за собой то, о чём раньше и подумать не мог. Что раньше казалось невозможным. Микки стал ему нравится. И не просто как друг и брат, как когда-то нравился Виктор. Морроу вызывал у Лео тех самых бабочек в желудке, от которых мурашки по коже и каменный стояк. То, чего уже давным-давно он не чувствовал к Тессе. Особенно, когда Микки начинал сыпать матерными ругательствами, кроя очередного недостойного или рассказывая о чём-то. Это не укладывалось в голове. Не пролезало в систему ценностей Блума. Возникающие желания прикосновений одновременно сводили с ума и вызывали недоумение. Лео позорно прятал их глубже или отбрасывал в сторону, обещая себе, что подумает об этом завтра, и, конечно же, не думал. Всегда находилось что-то, что требовало сиюминутного внимания, и за этим так легко было прятаться, не разбираясь с тем, что у него в голове и на сердце. Какая разница, если Микки не испытывает к нему ничего подобного? Никакой.

Они вместе поступили в интернатуру, и теперь вместе пытались разобраться в том, кем же хотят стать и что же будут делать дальше. Вот если бы только Тесса не давила на него с этой своей свадьбой. У них давно уже всё было не очень, если уж смотреть честно. Они не спали вместе полгода или около того, просто потому, что Лео не мог и не хотел. Он извинялся, ссылался на усталость и большую загруженность, но при мысли о её вагине к горлу подкатывал комок. Когда-то в этих отношениях Блуму было комфортно, он позволял девушке решать за него, следовал за её волей и не чувствовал себя обделённым. Рассыпающаяся жизнь, в которой дед, отец, Виктор, — покинули его, оставив только маму и Тессу, заставляла Лео цепляться за стабильность, за тех, кому можно верить, чтобы самому не превратиться в рыдающие одинокие никому не нужные руины. И, возможно, если уж опять говорить честно, он бы и не имел ничего против свадьбы, послушно согласившись и на это, если бы ни Микки. Ни это появившееся чувство, потаённое желание, которое Лео так долго предпочитал не замечать.

Морроу не придумал ничего лучше, чем раздеться до трусов прямо перед ним. Лео сжал зубы и заставил себя как можно медленнее выдохнуть.
— Прям-таки рычать? – фыркнул он, медленно садясь. Конечно, ничего странного в том, что друг снял одежду, чтобы пойти в душ, не было. Им не раз приходилось пользоваться душевыми в одно время. И Лео уже не раз пялился на Микки, пока тот не видит, пытаясь представить, каково это – касаться чужого члена. А потом сам себя исправлял – не чужого, а члена Морроу. Другие мужчины его не привлекали, и мысли о них не вызывали ничего, кроме отторжения.
— Мой сказал, что я не более, чем мусорное ведро, и где-то с часу дня я только и делал, что убирал говно и рвоту, так что не откажусь от душа тоже. Да, ничего, я справлюсь, зайдём, — Лео был выше Микки и тоньше, а плаванье, которым он перестал заниматься с той же периодичностью, с которой делал это, выступая за университет, сделало его фигуру рельефной, что когда-то было особым поводом для гордости у Тессы. Несколько раз она просила его не надевать футболку, лишь бы её подружки обзавидовались.

Стянув костюм интерна и комком затолкав его в рюкзак, Лео подавил желание провести ладонью по животу Микки и шутливо поинтересоваться, когда тот успел отрастить такую блядскую дорожку к сексу. Вместо этого, вытащив полотенце, сменное бельё и гель для душа и сунув ноги в кроксы, которые предпочитал носить в больнице, пошлёпал в сторону душа. Остановился на пороге, оглянувшись на друга:
— Она получила работу. Написала мне об этом в тридцать смсках, которые я не хочу читать. Так что, не знаю, напиши, что я навечно погребён под больничными картами, и не вернусь до следующего столетия, а если меня похитят инопланетяне, то и дольше, — и он шагнул в душевую, положил вещи на скамью, стоящую у стены, и шагнул в выбранную кабинку, тут же включив холодную воду.

Конечно, Лео понимал, что с его стороны трусливо и нечестно по отношению к Тессе просто взять и исчезнуть, ничего не объясняя. Но перебороть себя не мог, зная, что стоит им оказаться в одной комнате, она просто сметёт все его аргументы, отказы и нежелание своей неудержимой энергией, поистине ослиным упрямством и убеждённостью в собственной правоте, потому что в их паре он всегда был ведомым, соглашающимся и позволяющим ей делать всё, что она захочет. Не хотел, чтобы девушка расстраивалась, да и ему самому так было удобнее, не нужно делать выбор, принимать какие-то решения, оставаться один на один с этой жизнью и как-то её жить самостоятельно. Способности Тессы к руководству и тяга к контролю, притупляли страх, постоянно гнездившийся у Лео внутри. Страх не справиться, остаться в одиночестве и оказаться поглощённым окружающим миром. Это чувство было с ним с самого детства, с того дня, когда умер дедушка. Тогда ему казалось, что его смывает горем из реальности, и он тонет, задыхаясь по-настоящему. И меньше всего хотелось испытать это снова.

Рано или поздно всё равно придётся сделать выбор. Но пока что Лео не был готов к этому, выбирая «поздно» и закрывая доступ в свои мысли рассуждениям о свадьбе и решениях, принятых не им. Сегодняшний вечер Блум собирается посвятить Микки, и пусть друг не знает о его чувствах, но время, проведённое с Морроу всё равно будет для Лео подарком самому себе. И, быть может, именно это поможет ему сделать что-то новое со своей жизнью, например, взять ответственность на себя.

Проследив взглядом за тем, как Микки проходит мимо него в соседнюю кабинку, Лео выдохнул, подставляя голову под прохладные струи воды. А помедлив немного, сильнее повернул кран в сторону синей отметки. Его тело хотело близости, жарких прикосновений и разрядки. Иногда он дрочил, когда не спал после смены и Тесс не было дома, но, казалось, этого его организму недостаточно. Он восстанавливался быстрее, чем после секса с девушкой, и снова был готов, сводимый с ума желанием, которое вызывал в нём друг и фантазии о нём.

Лео усмехнулся в ответ на слова о самке богомола. Сравнение пусть и было далеко не лестное, зато весьма подходящее. Иногда, в те редкие моменты, когда он и Тесс ссорились, ему казалось, что именно так девушка и выглядит, — как существо, которое сейчас откусит Блуму голову, если он не заткнётся. Но уж если Лео несло, то заткнуться казалось невозможным. Мысль свою додумать не успел, у Микки что-то пошло не так, и друг вдруг грохнулся на пол. Вода, перелившаяся через бордюр и собравшаяся в проходе, окрасилась алым.

Он не успел. Рванулся вперёд, пытаясь подхватить Морроу, ещё до конца не осознавая, что происходит. Сердце ухнуло в желудок, отстукивая лихорадочный и неровный ритм.

— Блять, Микки! Микки! – Лео грохнулся следом за другом, больно приложившись о пол коленями, но это его даже не отвлекло. Осторожно перевернул Морроу, придавая тому положение на боку, устроил голову друга на своем бедре. Стянул с лавки полотенце и прижал его к ране на голове.
— Давай, Морроу, очнись. Не вздумай откинуться. Я тебе этого никогда не прощу, — Лео было до чёртиков страшно, но движения были чёткими, руки не тряслись, хотя ему казалось, что сердце сейчас выпрыгнет из груди и будет, подобно выброшенной на берег рыбе, трепыхаться в луже, уже и так алой от крови друга. Он не мог снова потерять. Не мог потерять Микки. Только не его.
— Микки, пожалуйста, — продолжая прижимать к ране полотенце, Лео отвёл с лица Морроу волосы и легонько похлопал того по щеке.

Подобрать название тому, что Лео чувствовал по отношению к Микки, было сложно. Во многом по тому, что эти чувства были для Блума новыми, совершенно непохожими на всё то, что ему доводилось ощущать до этого. Он любил маму, хотя не был с ней очень близок. Презирал, но в глубине души, хотел внимания отца, давно забывшего о том, что такое отцовство. Привык к ровному теплу привязанности к Тессе, всё чаще последнее время приходя к мысли, что это скорее привычка, нежели нечто более глубокое и настоящее. Но Морроу... Микки вызывал такое смешение чувств, от которых перехватывало дыхание, а сердце начиналось бить быстро и громко. И если раньше Лео просто запрещал себя об этом думать, испытывая самый настоящий страх, сковывающий внутренности и заставляющий инстинкт самосохранения требовать побега, то уже около полугода позволял себе осторожно прикасаться к этой теме. Глядя на то, как полотенце, прижатое к рассеченной голове Морроу окрашивается в алый, Лео чётко и ясно осознал, насколько он боится, что Микки не станет, что друг просто исчезнет из его жизни, и его больше не будет нигде.

— Чёртов придурок, — на выдохе выдал Блум, чувствуя, как обжигают глаза подступившие слёзы, стоило Морроу открыть глаза и заговорить. – Я замочу твою голову в спирту, будь уверен, — он отвёл взгляд, не желая, чтобы друг догадался о том, что желание расплакаться, как девчонка, вернулось впервые с тех пор, как Виктор врезал ему хорошенько и ушёл из его жизни. В детстве Лео часто плакал. Мама обнимала его и говорила, что он просто слишком нежный и чувствительный, а отец всегда бросал жёсткое: “Мужики не плачут”.
— Киндер, блять, сюрприз, —  фыркнул Блум. Он никогда не боялся вида крови, и во врачи пошёл, понимая, что ему предстоит. Но собраться и повести себя со всем, уже кое-как наработанным профессионализмом в ситуации, когда плохо стало Микки, не смог. От этого стало ещё паршивее, и захотелось сбежать, бросив всё, как есть. Только вот Морроу не был ни Тессой, ни тем более, кем-то чужим, и бежать от него значило бы бежать от себя.

Справиться с собой оказалось не просто, но болтающий, как обычно, Микки, отвлекал, заставляя переключать внимание на другое. Это была одна из суперспособностей Морроу, когда он начинал трещать без умолку, оттягивая внимание от проблем, от мира, резко катящегося в чёрную дыру, Лео начинало казаться, что всё в жизни решаемо, что сам он сможет всё, что захочет, если рядом будет Микки. Как будто на мгновение становился не просто Лео Блумом, а кем-то другим, талантливым и особенным, кем никогда не был.

— Действительно, — беззлобно фыркнул он, и улыбнулся уголками губ, чувствуя, как отступают слёзы и перестаёт щипать в носу. Отбросив полотенце на скамейку, Лео постарался наконец-то вспомнить, чем его все эти годы учили, и приметь максимум имеющегося профессионализма, когда, придержав Морроу за плечи, сперва одним плавным движением поднялся на ноги сам, а уже потом подтянул друга, помогая принять вертикальное положение. В подушечках пальцев, прикасавшихся к горячей коже Микки, как будто вспыхивали небольшие электрические разряды, уходившие дальше по телу. И к и без того паршивому представлению о собственной персоне добавилась ещё пригорошня паршивости, потому что в этой ситуации не было ничего возбуждающего, но мысли Лео всё равно скользнули дальше, туда, где у Микки не было на затылки кровоточащей раны, а душевая была не в больнице, а в маленькой съёмной квартирке друга.

— Не вертись, — голос сел и пришлось кашлянуть, чтобы слова прозвучали внятно. Он стоял за спиной Микки, касаясь его головы, стараясь делать это по возможности осторожно, чтобы не причинить другу дополнительных болезненных ощущений.
— Придётся зашивать, дружище, но после этого тебе просто необходима будет порция хорошей анестезии, — в отличии от Морроу, у Лео никогда не получилось легко переключаться между темами, но он старался брать с Микки пример и по возможности делать вид, что ничего такого не происходит. Совсем ничего. Просто у тебя, дружок, стоит на твоего лучшего друга, а твоя девушка всем раструбила, что вы женитесь.

— Подожди, я сейчас, — выключив воду, Лео отступил в сторону, сделав шаг к скамейке и, подхватив с неё чистые трусы, натянул их, чувствуя себя так хотя бы немного более уверенным. Вернувшись к Микки, придержал того за локоть. – Пойдём, болезный, пока сюда не ворвалась Маулитц и не рассказал, какие мы оба долбаёбы.