Я опускаю руку,
Не помахав,
Разрешив просто так тебе уйти и не столкнуться взглядом.
Нам нечего сказать друг другу…

В какой момент это случилось, Ноэль так и не понял. Просто однажды Вероника пихнула его локтём в бок и, надув губы, заметила:
— Ты совсем меня не слушаешь. Куда ты смотришь?
И в этот момент Долиш почувствовал страх. Такой яркий, что от него перехватило дыхание.
— Извини, неважно себя чувствую. Пойду умоюсь.
Сунув руки в карманы мантии, Ноэль поднялся из-за факультетского стола в Большом зале и постарался как можно быстрее покинуть помещение. Сердце продолжало растревожено колотиться, сотрясая грудную клетку, и в какой-то момент показалось, что оно сейчас остановится. Тревожное состояние, усиливающее страх. Хотя, казалось бы, чего ему бояться? Он не делал ничего плохого. Подумаешь, засмотрелся на Стоуна, хохочущего за рейвенкловским столом так, что умудрялся перекрывать гомон, царящий у гриффиндорцев и хаффлпаффцев вместе взятых. Его просто привлёк заразительный смех, способность Метта не стесняться собственных чувств, не скрывать эмоции. Это умение всегда завораживало Долиша, большую часть жизни призываемого окружающими вести себя прилично и быть незаметным. С возрастом ему всё чаще хотелось быть открытым, следовать возникающим желаниям и не ждать за это наказания. Но он слишком привык думать о чувствах женщин в своей семье, не доставлять им неудобства, что переносил эту привычку и на всех остальных.
Взбежав по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, Ноэль поспешил спрятаться от посторонних взглядов в ближайшей туалетной комнате для мальчиков. Глянул в зеркало, покрытое разводами и тёмными пятнами, отметив румянец на бледных щеках, открыл кран и плеснул в лицо холодной водой, ещё и ещё. Закралась мысль отсидеться в кабинке, пропуская первые два урока, но знал, что Вероника просто так этого не оставит, поднимет тревогу. Они встречались с ней с прошлого Рождества, сблизились, оставшись в замке на каникулы, единственные, на тот момент, шестикурсники-хаффлпаффцы. Ноэль по-настоящему ей увлёкся, ему нравилось касаться светлой, нежной кожи, наматывать на палец золотистые локоны, целовать мягкие и пухлые губы. Нравилось сжимать небольшую, упругую грудь, втягивать в рот твёрдый сосок. Хотелось пойти дальше, но Вероника говорила, что не готова, и Долиш отступал, хотя несколько месяцев ему снилось только то, как они занимаются сексом, и после этих снов он чувствовал себя ещё более уставшим, чем когда ложился спать.
А потом всё изменилось. И можно было бы винить в этом летнюю разлуку, но это произошло гораздо раньше. Последний квиддичный матч прошлого учебного года. Рейвенкло-Гриффиндор. Стоун стоит у входа в раздевалку факультета, смеётся, так же, как совсем недавно в Большом зале, и показывает стайке собравшихся вокруг девчонок, как будет размахивать битой. У Ноэля внутри разливается тепло. Синий цвет отражается в светлых, сверкающих глазах Метта, и становится трудно дышать. И уже совсем не хочется касаться Вероники. А хочется, чтобы Стоун улыбался только ему.
Ноэль набирает в ладони воды и опускает в неё лицо. Исчезнуть, спрятаться, раствориться, как кристаллы соли или сахара, соприкасаясь с влагой. Ему вдруг показалось, что он слышит голос бабушки: «Я всегда говорила, что толку от тебя немного, ничтожное ты существо».